«Из семерых — один инвалид, трем отрезали яйца». 22-летний военный рассказал, как попал на СВО и что там было

Спецоперация на Украине идет уже десятый месяц. За это время в зоне СВО побывали сотни тысяч российских контрактников и мобилизованных. Политики утверждают, что вторая волна частичной мобилизации не понадобится, но мужчин продолжают разными способами зазывать на службу. Корреспондент MSK1.RU поговорила с военным, который провел три месяца на СВО по контракту. Он рассказал о службе в армии, своем боевом опыте, а еще о том, как ему удалось вернуться домой.

Саша (имя изменено) стоял на шоссе. В стороне были артиллерийные пушки — савушки. Рядом пехота. Командный пункт. Склон, мостик, подъем.

— Я смотрю: между этим спуском и мостиком стоит автобус расстрелянный. Слева от автобуса, где-то в ста метрах от него, лежат белые пакеты. Я не знал, что это за трупы. Потом офицер рассказал, что там какой-то тип хвастался тем, что стрелял по этому автобусу из пулемета. Автобус не остановился на предупредительный выстрел. Вот и начали вести огонь...

Все, кто сидели на левом ряду, были убиты. Тем, кто сидел с правой стороны, повезло чуть больше — там было много раненых.

— Но ужас не в этом. Дальше вижу: сзади едет микроавтобус. Написано «Груз 200». А спереди идут две женщины, держатся за руки и просто плачут, идут в сторону этих пакетов. И так смотрят на нас... Мне стало не по себе. Как будто лично их убил. Видно, что им было страшно. Я не знаю, как это передать. Они прошли... Погрузили пакеты и уехали.

В этот момент Саше всего 21 год. Несколько лет назад он подписал контракт, чтобы заработать денег и купить оборудование — хотел заниматься музыкой. Думал, что «ничего такого не назревало», а попал на СВО.

Служба по контракту: «Всё держится на иллюзии»

В армии Саше не нравилось. Говорит, из хорошего там только «вкусная булочка, красивый розовый восход, если встал совсем рано, покурить пять минут и когда десятого числа приходит зарплата».

— Главные задачи — это сделать так, чтобы твое начальство не получило **** [нагоняй] перед другими начальниками. Нужно подлизываться к другим людям. В специализированных частях по-другому, наверное. Но регулярная армия держится на иллюзии, что все хорошо.

Парень вспоминает, как они красили колеса, гусеницы, технику. Офицеры, по его словам, иногда покупали комплектующие за свои деньги, чтобы не потерять надбавки к зарплате. От такого, говорит Саша, со временем у всех становилось меньше энтузиазма. Да и в целом ему не нравились люди в армии — система, уверен он, скорее разъединяет, чем сближает.

— О тебя все равно вытрут ноги, даже если ты хороший и все выполняешь. Идут по головам. Надо обязательно быть в ладах с командиром, связи иметь. Втереться в доверие, потому что многие друг от друга что-то скрывают.

Зимой Саша должен был оказаться дома, но объявили специальную военную операцию и пришлось ехать туда.

На СВО:

— Я своим часто говорил: «Мы ничего тут не умеем, а если военные действия начнутся?». Все смеялись. А когда мы туда попали, сказали мне, что я накаркал.

Саша говорит, что со временем «картинки уже не так четко воспроизводятся». В начале он вел дневник. Потом дневник сгорел.

— Я много записывал тогда. В основном там были отрицательные мысли: разочарование в мире вообще, в людях, но не суть.

Поначалу, вспоминает Саша, всё происходило очень стремительно. Когда он слышал украинские новости в те дни, ведущие запинались, у них дрожал голос. Прошло пару месяцев и риторика поменялась — по Сашиным ощущениям, говорить они стали увереннее.

— А у нас люди делились на несколько категорий. Те, кто радовался и «топил» за происходящее, те, кто боялся и те, кому было все равно. Мне было все равно. Я человек такой — не могу позволить себе такую роскошь как страх. Приходило осознание: «Блин, сейчас будет больно». Ощущал необратимость.

Ещё Саша помнит, что многие хотели домой. Особенно среди молодых военных (часто парни заключают контракт в 18–20 лет). И в первое время контрактники уезжали даже с легкими травмами, с температурой. Потом стали отпускать только тех, кто получил тяжелые травмы: «Ты уже что-то посерьезнее должен предложить».

— Были старшие, которые прятались в относительно безопасных местах, пока их подопечный в каком-то поле был без укрытий. А домой в основном хотели те, кто больше всего кричал сначала, какие они вояки, ***** [невероятные] универсальные солдаты, — вспоминает Саша.

Вообще, по его словам, во время боевых действий хватает одного дня, чтобы испугаться: «Это регулярный стресс, понимаешь? Это 24 часа на 7 ты не знаешь, когда к тебе прилетит снаряд. Когда начнется очередная перестрелка. Даже в туалет сходить — челлендж какой-то. То есть там были люди, которые просто шли в туалет — и все, они ранены. Ну либо кто-то мертвый.

То, как некоторые командующие вели себя, Сашу очень разочаровывало. Но самому ему «повезло с командиром» — тот старался их беречь, ограждал, не отправлял в особо горячие места. «Он в этом плане был хорошим человеком», — уверяет парень. Единственное — «грезил деньгами».

— Когда я домой собирался, то командир сказал, что раз уезжаю — будут платить десять тысяч в месяц. Даже здесь у него эта жилка сработала… И в итоге он единственный из наших умер. А я с ним ездил все время.

Обрывки воспоминаний

Саша рассказывает, что местные в основном хорошо к ним относились, хотя он не исключает, что из страха. Кто-то из служащих, по его словам, даже успевал заводить романы. Но сам он не рискнул:

— Я был на тот момент в отношениях… — улыбается военный. — Да, и тем более я боялся, вдруг это какие-то подосланцы и член отрежут, либо что-то еще. Я думаю, нет, это, все конечно, хорошо… Но это просто население такое. Кто победил, тому они и рады.

Саша считает нечестными разговоры о том, что российская армия относится к гражданским плохо. «Были, конечно, неадекваты», но лично он их не видел.

— Чтобы кто-то кого-то насиловал, убивал, такого не было. Зато была гуманитарная помощь там… Даже если какой-то, не знаю, житель показал средний палец, такие просто игнорировались. Не игнорировались те, кто докладывал наше местоположение. У них либо сын, либо еще кто-то в ВСУ. Да даже в пабликах «ВКонтакте» просто координаты скидывали. А координаты скидывают — соответственно, они где-то здесь. По нам били и человек говорит: «Двести метров левее». И так координировали артиллерию, чтобы она точнее била. Ну а как люди эти находились — их больше никто никогда не видел.

Также он рассказывает, что в домах могли засесть «человек десять ВСУшников».

— То есть идет какая-то бабуся. Все нормально, ты на нее смотришь. Она заходит к себе домой, а там человек десять сидит. Нас так и ***** [перехитрили] в какой-то момент. Они вылезли из домов, вылезли из ниоткуда.

Зато местные жители раздавали WI-FI, чтобы военные могли связаться со своими семьями. На таких точках, по воспоминаниям Саши, всегда было много людей. Впрочем, он считал это немного опасным:

— Когда ты набираешь со своего телефон, то местоположение видно, потому что операторы их же, видно номера телефонов, — поясняет парень. — Многим, кому ты звонил, потом набирали и говорили, что «вот ваш муж, сын умер, приезжайте за его телом, скидывайте деньги».

Парень вспоминает, что на пленных ребят, которых обменяли и вернули, было больно смотреть — «на них лица не было», многих возвращали с увечьями.

— Когда омоновцы были с нами на позиции, то рассказывали. Мы обменяли человек семь, я точно не помню. Они были здоровыми. Да, их могли побить чуть-чуть. Но здоровыми. А нам дали семерых: один инвалид, трем отрезали яйца и еще у одного переломаны пальцы, вообще просто вдрызг. Понимаешь, что истории про отрезание яиц — это реальные истории. Я сам с этими людьми разговаривал. А летчикам они не дают спать. То есть если ты уснул, они тебя ***** [бьют]. Их просто перевезли. Это все, что с ним сделали. Просто перевезли, вот и все. Я понимаю, за что они воюют, но когда рамки уже переходят… Я бы не смог быть прямо неимоверно жестоким. Да, убивал бы. Да, пришлось бы защищать. Ну я же не знаю, что это за человек передо мной, почему он здесь. Зачем с ним так?

На вопрос, страшно ли убивать людей, Саша отвечает, не задумываясь:

— Я не убивал людей. Я сам себе обещал, что ни в кого не стрельну даже если меня убьют. Я ни в кого не стрелял.

За такое поведение ему замечаний не делали. Саша считает, что ему «повезло».

— Если тебе нравится мяситься, ты идешь к определенным ребятам и говоришь — я хочу испытать удачу. А если ты среди обычных людей, там не будет такого, чтобы тебя так заставляли. Я даже в какой-то момент, когда надо было ползти, встал и побежал, потому что очень устал. Убьют и убьют — я просто устал. Но потом я понял, что рядом осталось пять человек, и решил — почему я здесь должен умереть?

После СВО: «Я приехал и думал, что все будет нормально»

Однажды Саша с начальником поехал на новую позицию. По дороге они зашли в несколько магазинов, искали хлеб. Саша говорит, что еды было мало — хлеба так не нашли.

— Я выхожу и говорю: «блин, хлеба нет». Сажусь в машину — начинаются взрывы. Я чувствую ветер какой-то. Ну, это прямо рядом. Кричу: «****! ****! ****!» [блин! блин! блин!] Но мне не было страшно. Я думал, что сейчас попадет — будет очень больно. Я не двигаюсь. Чувствую онемение. Думаю, неужели мне в руку попало. Подумал, может, я просто не чувствую от адреналина. Потом резко прекратилось.

Они успели забежать в магазин. Взрывы начались снова.

— Потом смотрю — у меня в рукаве дырка. Выхожу. Смотрю на машину — она вся в дырках. Но не задело, повезло. А рядом кто-то кричит «бинты-бинты!». Бинт дал. Помогли раненым. Видим, взрослый мужик лежит гражданский, ему осколок в легкое попал. Мы останавливаем другую военную машину, просим помочь его довезти, говорим, там человек умирает. А водитель отвечает: «Я своим воду везу, мне ехать надо».

В итоге они выгрузили водителю воду, забрали раненого, но он умер по дороге.

— Сослуживец попросил автомат его забрать. А я чувствую, что что-то не так. Сначала меня оглушило прямо на одно ухо. Я ничего не слышал, но это ладно. А потом у меня начали сильно глаза дергаться. Ну, как-то ненормально, короче. Потом меня отвезли, там меня посмотрели. Сказали, что у меня контузия легкая. Ну у меня глаза прямо неадекватно дергались. Я не контролировал себя, иногда у меня выкрикивания какие-то непонятные были.

Сашу отвезли в полевой медпункт. Он пролежал там какое-то время. Парень вспоминает, что медики заняли какую-то школу искусств. Висели картины, стояло пианино. Это ему нравилось. Но лежать в медпункте быстро надоело — и он попросился домой. Командир его отпустил, сказал уезжать с эшелоном.

— Я бы хотел жить там, где нет вооруженных конфликтов. Надеюсь, что все будет хорошо. Сейчас вообще непонятное состояние: денег нет. Долги… С одной стороны, я человек такой, какой есть, благодаря этому всему. С другой стороны, лучше бы я был другой, но более спокоен.

Деньги, заработанные в армии (около 600 тысяч рублей), Саша потратил на IPhone, Macbook и «еще каких-то пару приблуд». Признается, что всегда мечтал о таком ноутбуке. Говорит, что ощущал бы радость, если бы деньги на него заработал по-другому. Сейчас он решил научиться программировать. Надеется, что его не призовут снова. Сделал себе загранпаспорт, мечтает уехать в США или в Европу, но боится, что не успеет или у него не получится.

— Теперь у меня постоянное ощущение, что это не кончилось. Как будто это может в любой момент и здесь произойти. Нет чувства безопасности, как когда ты смотришь на это где-то по телевизору. Новости, частичная мобилизация — давит. Я вижу, насколько просто люди к этому относятся. Если кто-то это не пережил, то он тебя не поймет. Какое-то время мне снилось, будто меня обратно забрали. И во сне я уже чувствовал сильный страх. Здесь у меня была надежда, я приехал и думал, что все будет нормально. А там просто страшно.

Почитайте и другие рассказы контрактников о происходящем на СВО. Одному из них написали в военном билете фразу «склонен ко лжи и обману» (догадываетесь, что стало причиной?). А вот монолог 42-летнего добровольца, который побывал на Донбассе и погрузился в жизнь современной армии.