Проект Нью-Карабаш. Как реанимируют «самый грязный город планеты»

Исторического центра у Карабаша нет: как и Копейск, он всегда был многополярным и разбросанным вокруг шахт. Но в XX веке точкой притяжения стал медиплавильный комбинат, и в советское время жизнь концентрировалась вокруг него, что с экологической точки зрения — полный бред. Местные показывают мне с горы участок, ныне заросший, где были парк, школы, жилые дома, и всё это в километре от труб.

Новый центр Карабаша от комбината подальше, примерно 2,5 километра. О выбросах серы поговорим ниже, а пока просто посмотрите на снимки, имея в виду, что это не финальная точка. Стройка продолжается, так что показанное можно считать этаким «пробником» нового Карабаша.

Кстати, сам город как будто опешил от всей этой новизны. Новые районы похожи на леденец, который уронили в муравейник, отчего муравьи поначалу подозрительно огибают его. Кое-где Нью-Карабаш кажется пустынным и напоминает декорацию, но летним вечером в центре собирается толпа молодёжи. Жизнь продолжается.

Этот тезис выдвигается постоянно: какой смысл строить спорткомплексы в городе, где невозможно дышать? Аргумент выглядит справедливым, однако же с воздухом в Карабаше всё уже не так кисло. К слову, сами карабашцы говорят о своей плохой экологии не то что неохотно: это приводит их почти в ярость. Их задрали бесконечные клише про самый грязный город планеты со ссылкой на некий отчёт ЮНЕСКО, который никто не может найти.

Геннадий Кремешков — известный в Карабаше человек, фермер, предприниматель и депутат. Пока мы ездим по городу, его везде приветствуют знакомые. Он рассказывает, как хорошо в его детстве была поставлена спортивная жизнь, как играли в футбол и ходили на лыжах аж до Златоуста. На вопрос о том, насколько спорт сочетался с тогдашней экологией, он отмахивается:

— А что ты сделаешь? Это же советское время, ну, куда деваться? Никуда не денешься. Да, бывает, бежим кросс, а тут выброс. Ну что, горло дерёт, задохнёшься, продышишься, дальше бежишь, — говорит он равнодушно.

А потом рассказывает, как лет десять или пятнадцать назад у него умерла корова: надышалась парами кислоты и сдохла (он судился с комбинатом). А кто-то из знакомых забыл перевернуть поилку для собаки с вечера, а ночью прошёл дождь, собака напилась кислотой воды и тоже сдохла. Таких историй в Карабаше — на целую энциклопедию.

— У нас же как в православии? — посмеивается Геннадий Кремешков. — Все болезни во благо.

Первым врагом Карабаша всегда была сера, которой богаты местные медно-колчеданные руды. При её переплавке образуется сернистый ангидрид, который в советское время выбрасывали в атмосферу, где он превращался в серную кислоту. Кислота травила всё живое, и одной из аномалий Карабаша была преждевременная осень, когда деревья желтели и опадали в июне. И, кстати, последний раз это случалось не так уж давно, в 2020 году.

Поэтому на «Карабашмеди» запустили несколько сернокислотных цехов (в 2004 году и в 2015 году), так что вокруг комбината теперь стоят вагоны с надписью «Серная кислота». Её используют, в числе прочего, для производства удобрений, и по соседству с комбинатом строится такой завод компании ООО «Инвестхимагро».

На мой вопрос, есть ли кислотные дожди сейчас, одна из жительниц, недавно вернувшаяся в Карабаш после нескольких лет в Челябинске, заявила:

— Да у вас в Металлургическом районе, где я жила, такой же кислотный запах: вы-то его не замечаете, а мы хорошо чувствуем. А у нас теперь запаха нет.

Кстати, в отчете Роспотребнадзора за 2022 год в Челябинске действительно фиксируются высокие уровни выбросов серной кислоты, не считая других веществ. Челябинск, увы, оказался в числе худших из 12 городов, где реализовывали проект «Чистый воздух», и я уже рассказывал, почему он провалился. Но это так, отступление.

Впрочем, некоторые жители говорят, что изредка запах сернистого ангидрида всё же появляется, но не в тех масштабах, что раньше. Они считают, что небольшой выброс может идти во время переходных процессов. По данным самой «Русской медной компании» (РМК), владельца «Карабашмеди», с 2000 по 2022 год выбросы сернистого ангидрида снизились с 95 тысяч до 4 тысяч тонн в год, а выбросы твёрдых частиц упали почти до нуля. При этом в 1989 году, худшем для Карабаша, выбросы были 180 тысяч тонн, причем 90% из них — всё тот же сернистый ангидрид. Для сравнения, ЧМК после выполнения своей части программы «Чистый воздух» должен снизить выбросы до 48 тысяч тонн в год.

Снижение выбросов достигнуто не только за счёт сернокислотных цехов и установки фильтров, но и масштабного обновления оборудования «Карабашмеди». Например, старомодные шахтные печи заменили на печи с погружной фурмой, работающие по процессу Ausmelt, а также установили конверторы с газоплотными напыльниками (они не выбрасывают пыль при работе). А сейчас монтирует систему аспирации, которая будет улавливать пыль при выгрузке и загрузке конверторов.

В 2007 году заработала обогатительная фабрика, сырьем для которого служат шлаки металлургического производства, а на выходе получаются медный и магниевый концентраты и строительные пески.

Недавно комбинат перешёл на выпуск более чистой анодной меди: такую сразу можно использовать для получения рафинированной меди электролитическими методами в Кыштыме. Раньше для этого требовалась дополнительная плавка уже на КМЭЗ.

В советские годы основными продуктами Карабаша были медь и золото, цинковый концентрат (из привозного сырья), а одно время и мышьяк. Но глубина переработки была невысокой, оборудование устаревшим, об очистке не думали. Карабаш загрязнялся как пылевыми выбросами комбината, так и отходами, которые нарастали в виде отвалов пород, шлаков и хвостов. Всё это разносилось ветром и водой, которая стекала с отвалов, чему способствовало изобилие серы, превращавшей металлы в водорастворимые соединения. Подотвальные стоки хвостохранилищ через пресловутый Рыжий ручей попадали в реку Сак-Элга, образовав пойму, которую в одном отчёте назвали «пиритными залежами». Вскоре после Рыжего ручья Сак-Элга впадала в реку Миасс аккурат перед Аргазинским водохранилищем, из которого пьёт Челябинск.

В середине 90-х Карабаш и его окрестности были признаны зоной экологического бедствия. В отчете тех лет указывается, что содержание мышьяка в земле достигало 11 предельно-допустимых концентраций (ПДК), ртути — 15 ПДК, меди, цинка и свинца — до 7 ПДК. Суммарный показатель загрязнения Z, которые оценивает содержание 10 тяжёлых металлов (мышьяк, свинец, цинк, ртуть, медь, кадмий, никель, хром, кобальт, марганец) достигал 128 единиц, а это — пограничное значение между высоким и очень высоким уровнем загрязнения. В отдельных слоях почвы содержание тяжёлых металлов достигали ещё больших значений, например, фиксировались концентрации свинца до 790 мг/кг при нормативе до 30 мг/кг. Металлы проникали в растения, например, для лука и огуречного листа фиксировались значения суммарного загрязнения Z свыше 100 единиц — высокий уровень. В почвах Карабаша встречался селен, таллий, висмут.

В водах Сак-Элги фиксировали до 802 ПДК меди, 134 ПДК цинка, 62 ПДК железа. Её поймы после осушения приобретали весьма колоритный вид: здесь был и сульфатный налёт, и оранжевые ожоги железа, и зеленоватые пятна медных соединений. По оценкам, на 250 гектарах лежит 3 млн тонн серы, 30 тысяч тонн цинка, а также селен, теллур, мышьяк и другая «тяжесть».

Отдельная песня про ртуть, которая присутствовала и в руде, но также использовалась при получении золота амальгамацией. Пожилые карабашцы рассказывали мне про некий склад недалеко от комбината с большим амбарным замком, где хранились бочки со ртутью: якобы, его потом расковыряли мальчишки и разлили прикольную серебристую жидкость по ручью, который вытекает из технологического пруда.

Пугали визитёров и лысые сопки, на одной из которых долгое время была надпись «Спаси и сохрани!» под крестом (сейчас написано «Слава тебе, боже»). Мнения о причинах их появления расходятся: пожилые карабашцы говорят, что лес там нещадно вырубали во время шахтёрского расцвета Карабаша и особенно сильно во время Великой Отечественной. А восстановиться зелени мешало отравление почвы и кислотные дожди. Сейчас часть лысых сопок интенсивно зарастает берёзой, но подлеска и трав до сих пор нет: плодородный слой почвы смыло, так что грунт тут каменистый и безжизненный.

В Карабаше идёт насколько масштабный терраформинг, словно здесь строят город на Луне. В один из моих визитов я увидел самосвалы, которыми засыпали склоны лысых сопок чернозёмом. Главный инженер «Карабашмеди» Сергей Пономарёв обратил моё внимание, что грунт укладывается не сплошняком, а этакими клетками, между которыми оставлены водосточные каналы. Он объяснил, что на лишившихся зелени сопках ничего не растёт, потому что чернозем и любые семена смываются потоками вод во время ливней. Специалисты посоветовали отводить воду системно, и скоро она будет поступать по каналам в заводской пруд, а получившиеся поля между каналами засадят сначала травой, а потом и деревьями.

Рекультивируются и хвостохранилища возле самого комбината, долгое время числившиеся бесхозными. Токсичные хвосты укрывают шестислойным покрытием, поверх которого растёт трава, превращая их в подобие курганов. В каком-то смысле это и есть усыпальницы для карабашского прошлого, о котором не стоит забывать.

Ещё один фронт борьбы — это пойма Сак-Элги, снимки которой были в начале статьи. Это одна из самых сложных частей проекта, потому что полностью исключить сток вод с «отягощённых» металлами карабашских земель нельзя. Несколько лет назад для предотвращения стока Сак-Элги в наш питьевой Миасс построили гидроботаническую площадку — пруд-отстойник, в котором со временем разведутся растения, забирающие на себя загрязняющие вещества. В таких прудах металлы оседают на дно, а вода забирается сверху. Но, к слову, даже после этого пруда камни имеют рыжий цвет из-за окислов железа, хотя вода действительно более прозрачная.

Сейчас основные работы идут вдоль Сак-Элги от выхода из Карабаша. Здесь отсыпают русло и пойму, укрывают последнюю грунтом и травой, а далее по течению строят систему гидроботанических прудов. По замыслу эти каскады позволят очистить воду до её впадение в Миасс.

Очищен и Карабашский (заводской) пруд, который полностью осушили и сняли верхнюю часть илистого грунта объемом почти 30 тысяч кубов. Теперь вокруг пруда — рекреационная зона, а сами карабашцы любят рассказывать, как в день города, в середине июля, жители собираются здесь, чтобы посмотреть салют.

А ещё в Карабаше постепенно исчезают отвалы чёрного шлака. Когда-то их куча шла вдоль всего комбината, но постепенно её переработал местный завод по производству абразивных материалов. Сейчас он разбирает огромный отвал на въезде в город, хотя процесс идёт не шибко быстро: работы тут, видимо, растянутся на годы. Эта пыль легко разносится ветром и содержит медь, серу, железо, свинец, цинк, кадмий и массу всего экзотического.

Что касается зловещего хвостохранилища №4 (на выезде в сторону Миасса), то его также рекультивируют, но процесс небыстрый и займёт 9 лет.

В 2021 году я встретил в Карабаше Игоря Алтушкина, владельца «Русской медной компании». Мы не планировали интервью или чего-то подобного и вообще не ожидали встречи. Нас с главным редактором тогда пригласили на «Карабашмедь» посмотреть на модернизацию предприятия, и в этот момент туда приехал сам владелец. Он уделил нам достаточно много времени, чтобы рассказать своё видение.

Я тогда был против строительства Томинского ГОКа, так что та встреча была подкислена этим вопросом, но в основном мы говорили про Карабаш. По словам Игоря Алтушкина, принять в свою орбиту Карабашский медеплавильный комбинат его в начале нулевых попросил тогдашний губернатор Челябинской области Пётр Сумин, и мотивы понятны: город загибался. Кто-то говорил, что Карабаш нужно просто расселить. Но для бюджета это оказывалось не так-то просто, потому что 10 тысяч жителей — это не две деревенские улицы (а у нас Муслюмово с радиоактивной речки переселяли 20 лет).

Как я понял, на сделку по Карабашу Игорь Алтушкин согласился неохотно, потому что с точки зрения «чисто бизнеса и ничего личного» выгоднее было поставить завод в чистом поле, не обременённом хвостами прошлого. Потом оказалось, что Карабаш — это не только затратная история, но ещё и крайне неудобная с точки зрения делового имиджа. Татьяна Альтушкина, супруга главы РМК, рассказывала, как даже её мастер маникюра ставила семье в упрёк, что они «владеют» самым грязным городом на планете (так тогда «брендировали» Карабаш). Люди, которые лишь что-то слышали о Карабаше, переносили весь его мрачный имидж на владельцев.

Даже после этого разговора мне сложно судить о мотивации Игоря Алтушкина в отношении Карабаша. Вероятно, прагматичный бизнесмен ограничился бы программой-минимумом, скажем, обеспечил стабильную работу предприятия и нормативный уровень водо- и газоочистки, оставив рекультивацию марианского добра бюджету. Но, видимо, в случае с Карабашом есть личная мотивация сделать невозможное: возродить город, на котором все поставили крест (тот самый, на Лысой горе). Мне порой вспоминается Верхняя Пышма — пригород Екатеринбурга, которая также поражает воображение: ей занимается глава УГМК Андрей Козицин. Есть в таком подходе что-то ветхозаветное, дореволюционное, когда богатые промышленники думали и о душе.

Предваряя вопросы, что мы создаём рекламу РМК или лично Игорю Алтушкину, скажу один раз: нет, этот материал вынашивался много лет безотносительно желания или нежелания руководства РМК. Мне хотелось сделать эту статью просто потому, что динамика Карабаша в самом деле впечатляет. И Урал, зависимый от металлургии, нуждается в такой модели бизнеса, который принимает на себя ответственность и за текущую работу, и за провалы предшественников. Для Челябинска важно, чтобы и наши боссы исповедовали этот принцип, а не относились к городу, как к заднему двору своего комбината.

Мы зафиксировали лишь промежуточную точку в истории Карабаша. В ближайших планах: оформление набережной на озере Серебры, строительство уникальной школы по типу казанской «Адымнар» и расширение центра Нью-Карабаша, который будет вот таким.

Пока в Карабаше стоит лишь несколько новых домов. Я познакомился с семьёй Александра Трифонова, которая недавно заселилась в трёхкомнатную квартиру. Сам Александр работал на Карабашмеди, но несколько лет назад уволился, переехал в Челябинск и перевёз туда семью — у него трое детей. Позже он вернулся на Карабашский комбинат, но жил у мамы, каждые выходные мотаясь в Челябинск к семье. Когда ему внезапно подарили квартиру, вопрос о переезде в Карабаш всей семьи решился мгновенно.

Пока Карабашу не удалось нарастить население, но, по крайней мере, остановилась убыль. При этом в городе много подрядчиков, так что цены на покупку и съём жилья резко возросли: однушка в панельном доме обойдется в 30 тысяч в месяц. Это в числе прочего осложняет возврат жителей, поэтому стройка нового жилья важна.

Кстати, розыгрыш квартир в новом доме провели по хитрой схеме. Как объяснили мне в пресс-службе РМК, если бы сразу объявили о вручении квартир, началось бы выдвижение своих, накрутки результатов и прочие неспортивные приёмы. Поэтому анонсировали, что ищут лучших представителей разных профессий для вручения символических призов: многие считали, что получат грамоты или небольшие суммы денег. Можно представить шок людей (врачей, водителей, почтальонов), когда во время церемонии в ТРК «Медь» они получили ключи от квартир и тут же пошли их смотреть: дом находится рядом с ТРК.

Сам же Карабаш как будто слегка обалдел от такого напора, и новое принимает с некоторой настороженностью, прислушиваясь и принюхиваясь. В Челябинских ТРК (тем более новых) — толкучки. В карабашком ТРК «Медь» кажется пустынно, а в бургерной такое долгое обслуживание, что я в итоге пообедал в столовой для вахтовиков в старом дома. Городу, вероятно, нужно время, чтобы окончательно осознать свою новую идентичность, поверить в будущее и взять судьбу в свои руки.

Говорят, хочешь накормить человека один раз — дай ему рыбу, хочешь накормить навсегда — дай удочку и научи ловить. Пока остаётся неясно, подхватит ли сам Карабаш эту волну, которая прилила к нему за счёт инвестиций, строек и рекультиваций.

Но помимо металлургической основы у него есть и ещё одна: город расположен в красивом месте прямо у границ национального парка Таганай недалеко от Аргазей, Увильдов, Кыштыма и Миасса. Мы привыкли считать Карабаш этакой чёрной меткой, но вообще-то вокруг красивейшие места Урала.

Ещё одним моим проводником по Карабашу стал Сергей Морозов, руководитель компании, которая в числе прочего занимается инфраструктурными проектами Карабаша, например, она осушала заводской пруд перед очисткой. Сергей говорит, что у него уже есть несколько любопытных идей по привлечению туристов, и мы сходимся во мнении, что туризм для Карабаша имеет двойной смысл: помимо коммерции это ещё и способ продемонстрировать людям концепцию «Нью-Карабаша» и переломить обугленный имидж, который заставляет случайных собеседников говорить о Карабаше презрительно. Штампы и клише — въедливая вещь, как и окислы железа.

Так что приезжайте в Карабаш хотя бы ради любопытства: его преображение можно увидеть буквально на срезе улиц. А в канун 90-летия Карабаша (в статусе города) пожелаем ему ещё не раз удивить нас.