Участница страшных событий на турбазе, где сгорел ребенок, рассказала о трагедии

Страшный пожар на частной турбазе унес жизнь мальчика. Кириллу Гергелю было всего 10 лет, и он один не выбрался из горящего коттеджа. Родители мальчика обвинили кураторов в том, что их сына просто забыли в полыхающем доме.

Пожар начался ночью с 1 на 2 ноября. Отец Кирилла рассказал, что пожарные даже не знали, что в доме остался ребенок.

Между тем в социальных сетях на всех взрослых, которые были рядом с детьми, сыплются проклятия. Следствие продолжается, а непосредственный свидетель трагедии рассказала, как все было.

— Поясню некоторые моменты страшной трагедии — гибели ребёнка на пожаре, которые сейчас обсуждаются публично, — написала Юлия Скугаревская в соцсети. — Пока идёт следствие, изложить больше того, что я рассказала в первый же день в Следственном комитете, не имею права.

Я приехала в этот лагерь преподавать по личному приглашению Светланы Вахтель (директор фирмы «ВИП-ТУР», организатор лагеря для подростков). Я не являлась воспитателем, ответственным за детей. Я была приглашённым тренером, как и тренер из Москвы, которая приехала на два дня и уехала, а у меня были занятия каждый день. Я не подписывала никакие бумаги, договоры, не получала никакие деньги. Я преподавала — и за это проживали в лагере я и мой сын.

Где и как проживали дети, я не знала, представляла приблизительно. Сама я проживала на третьем этаже, одна в номере. Сын — на втором, с другими ребятами.

Когда я ночью услышала приглушённые крики, то проснулась не сразу, в комнате было много дыма. Настолько много, что я просто схватила штаны и майку и выскочила в холл. Ничего из вещей больше я не взяла и уже даже не думала ни о чем, кроме того, чтобы выскочить из комнаты.

В холле был ад — дым был плотный, чёрный, с гарью и сильным запахом. Я поняла, что меня забыли, потому что спасали детей. Поняла, что задыхаюсь и теряю сознание, закрыла лицо вещами и скатилась по лестнице на второй этаж. Там я встала и бросилась в комнату где горел свет — там никого не было, потом кинулась в комнату мальчиков — оттуда выбежал один мальчик, а потом мой сын. Что я орала, я не помню. Но после детей я выскочила на первый этаж, на улицу и только там, на веранде, увидев детей, я натянула штаны и майку.

Куратор группы и дети, которые вышли из дома раньше, были одеты. Вещи, которые потом оказались на мне и некоторых детях, нам подали люди, которые отдыхали в соседнем коттедже.

Я пересчитала детей, их было 11. Я заорала, что трое — в доме. Куратор хотела броситься в дом, но ее вытолкала женщина, которая стояла в дверях и держалась руками за косяки. Она кричала на неё матом, толкала и била по лицу.

Все мы около дома стали истошно орать по именам тех, кто остался в доме. На балконе третьего этажа появился один мальчик. Тут же какой-то мужчина побежал за лестницей. Мой сын помогал тащить, раздвигать, держать лестницу.

Мальчик спустился в трусах и кофте, с телефоном в руках. Через несколько секунд показался еще один мальчик, на другом балконе второго этажа, мы переставили лестницу, и он спустился. И ещё — на земле уже были матрасы, чтобы можно было на них спрыгнуть.

Первый мальчик спускался, когда с балкона третьего этажа валил клубами черный дым. Когда выбирался второй мальчик — второй этаж был в дыму, третий — в огне.

После этого мы снова стали орать имя третьего ребёнка.

Для меня понятно одно — выбраться с третьего этажа через холл по лестнице после меня не было никакого шанса.

Со слов детей я узнала, что маленький мальчик спал в комнате за перегородкой, без окна, за дверью, и там была труба — видимо, дымоход.

Когда заполыхал весь дом, я отогнала детей за ворота. Из было 13, я пересчитала их несколько раз.

Я сказала куратору, что поведу детей в соседний лагерь. И вот так, кто как, мы пошли с детьми по лесу, я каждого обнимала и поддерживала, потому что они были напуганы, мы дошли до «Ждановца», я колотила в ворота, но там нам не открыли, мы пошли дальше, нас пустили охранники базы «Лукоморье».

Буквально через тридцать-сорок минут приехали родители одного мальчика. Потом стали приезжать родители других детей.

Я не называю имён и фамилий.

И никаких собственных умозаключений, догадок, версий случившейся трагедии озвучивать не буду. Хотя мой мозг работает в этом направлении ежесекундно. Главные факты установит только следствие.

Никакие свои вещи я не выносила, сгорели все мои вещи, в том числе и камера.

Все мероприятия и публикации, которые отобразились на моей странице после трагедии были давно прошедшими и опубликованными не мной. После трагедии я делаю эту первую более-менее внятную публикацию.

Когда я буду в состоянии, я хочу встретиться с родителями погибшего мальчика. На похоронах я не смогла подойти. Стояла поодаль.

Я знаю, что уже есть и появятся ещё люди, которые захотят сказать в мой адрес страшные слова.

Я разрешаю им это делать!

Видимо, по-иному они не могут реагировать и не смогут справиться с этой информацией.

Я со смирением приму и эти испытания.