Эшафот, плети и порки. Как публично казнили в Нижнем Новгороде и за что

Какие есть наказания сегодня? Штраф, работы, тюремный срок — список, в общем-то, не очень большой. В XIX веке в России, и в частности в Нижегородской области, всё было иначе. Существовала еще и публичная казнь, которая нужна была не для умерщвления человека, а для его социального уничтожения. NN.RU собрал все архивные материалы об этой теме: как секли и ставили клейма, где секли и, самое главное, кого.

Сейчас слово «казнь» автоматически ассоциируется с виселицей, гильотиной или расстрельной командой. Приписка «смертная» ставится не просто так, потому что раньше, в дореволюционной России, существовало такое понятие, как публичная казнь. Если первый вариант нужен для физического устранения, то второй — для социального.

Такое наказание зависело прежде всего от степени вины и, что немаловажно, от происхождения человека. На Новобазарной площади (площадь Горького) устанавливался помост с лестницей и веревочными перилами, а также плоская деревянная кобыла. Преступника сажали на нее, привязывая ноги так, чтобы острая грань была между ног.

Затем «заплечных дел мастер» начинал бить треххвостовой ременной плетью по спине приговоренного, но тут были строгие правила: бока и голову трогать нельзя, а сечь надо крест-накрест. Количество ударов зависело от тяжести наказания: от 10 до 30 при ссылке в поселение в Сибири, от 30 до 100 ударов, если суд отправил на каторжные работы.

После плети преступника клеймили, чтобы не сбежал. Имперское правосудие в 1846-м добавило новые штемпели к существующему «ВОР» (что означало «преступник»): «КАТ» — «каторжанин», «Б» — «беглый», «СБ» — «ссыльно-беглый», «СК» — «ссыльно — каторжный». Клеймение лиц было запрещено, но из-за правовых неурядиц в первое время происходило.

Освобождались от клеймения привилегированные сословия, несовершеннолетние, старики и все женщины. Кстати, с XIV по XVII использовалось каленое железо, а начиная с Петра I — специальный холодный штемпель с иглами, образовавшими буквы (по сути, это «дедушка» тату-машинки: иглы втыкались в кожу, затем в раны втиралась смесь из индиго и туши).

Приговорить к казни могли любого, невзирая на пол и возраст, но смотря на сословие. Обустройство места казни в XIX веке, судя по архивам, было отведено пожарным, и весь процесс наладки контролировал брандмейстер первой пожарной команды Кремлевской части, находившейся на пересечении современных улиц Большой Покровской и Костина. Правда, пожарных привлекали только до 1869-го, впоследствии вменив организацию этих работ в обязанность смотрителя 2-го корпуса Нижегородской тюрьмы. Кстати, сейчас там расположены факультеты повышения квалификации при МВД.

В Нижнем Новгороде для публичных казней было отведено проходное место — Новобазарная площадь, сегодня она носит имя Горького. Подобные наказания проводились несколько раз в месяц, поэтому постоянного эшафота не было. Под контролем Нижегородского городского полицейского управления арестанты, около 40 человек, за полчаса собирали из бревен, досок и веревок полноценный эшафот весом в 60 пудов (почти тонна), вместе с сооружениями для казни.

За работами следило всего 6 солдат из 3-й пехотной дивизии, дислоцировавшейся в Нижнем Новгороде. Им за это платили по 6 копеек за человека, и военные явно не были довольны суммой. В 1876-м им вовсе перестали платить: в январе солдаты отказались сопровождать арестантов, а губернатор стал искать альтернативные варианты.

Нижегородский губернский комитет общества попечительства о тюрьмах предложил использовать вольнонаемных рабочих. Смотритель тюремного замка майор Григорьев такой перспективой доволен не был и настаивал на достойной оплате труда конвоиров. На установление платы ушло полгода, и сумму выплатили авансом: 5 рублей всему конвою, следящему за установкой эшафота.

Гораздо интереснее дела были с конвоированием приговоренных. Их вели из 1-го корпуса тюремного замка, знаменитого Нижегородского острога, через нынешнюю площадь Свободы и улицу Максима Горького. Передачей приговоренных на публичную казнь помощнику полицейского пристава занимался смотритель корпуса или старший надзиратель.

Заключенным по традиции вешали таблички, чтобы каждый нижегородец видел, за какие деяния везут на эшафот арестантов. Их сажали в «позорные дроги» — телеги без бортов, и ровно в 12 дня конвой вместе с палачом шли по Полевой (Максима Горького). В Нижнем Новгороде существовал обычай: зеваки клали в карманы палача монеты за работу. Всё-таки город купеческий, так что звон монет присутствовал и здесь.

Палачи жили в Нижегородском остроге вместе со своими семьями, сами они были из каторжников, но с такой вот привилегией. Попасть в палачи можно было довольно просто: как только человека приговаривали к плетям и ссылке в Сибирь, осужденный мог податься в исполнители наказаний — правда, если место было вакантно и у него были хорошие отношения с надзирателем. Поэтому нижегородцы палачей называли «катами». Сами они себя называли «заплечных дел мастерами», что многое говорит о самом термине «публичная казнь».

Что делать, если осужденный — не чернь, а дворянин? Рассмотрим на примере самого громкого дела XIX века. В Нижнем Новгороде, рядом с Соляной пристанью, на берегу Оки возле ее впадения в Волгу, было около 60 соляных амбаров. Реки разливались гораздо сильнее, чем сейчас, и нередко паводки затапливали всю набережную и улицу Рождественскую.

В 1854-м амбарами стала владеть Нижегородская казенная палата, которой управлял именитый дворянин из старого рода Василий Евграфович Вердеревский. Служил в Семеновском полку, но потом решил пойти на гражданскую службу и дослужился до чина действительного статского советника. В 1853-м он стал председателем казенной палаты Нижнего Новгорода и получил в ведение всё соляное дело региона.

Если вкратце, то случилось следующее: после отмены крепостного права казна резко опустела, и Александр II решился на продажу запасов казенной соли. Вердеревский решил продавать соль в долг с отсрочкой платежа на год без процентов или по мере взноса, но один из купцов решил заплатить всю сумму. Тут и выяснилось неладное: на складах не оказалось 24,5 тысячи тонн соли.

«По произведенному осмотру оказалась налицо только элтонская соль в количестве 5416 пуд.; вся же остальная соль элтонская и пермская, в количестве полутора миллионов пудов, которая по ведомостям должна была находиться в наличности, оказалась „в неявке“».

Вердеревский пытался «отмазаться» разными способами: винил соляного пристава Терского, паводок, который испортил запасы, и личных помощников. Кстати, действовал он вместе с купцами Бугровым, Блиновым, Игнатовым, Буяновым, также их приказчиками Невидиным и Стрижовым, покупавшими соль втемную. Все они отделались несколькими днями ареста, а вот чиновникам повезло гораздо меньше:

— Признанные виновными приговорены: Вердеревский — к лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение, Терский — к ссылке на житье в Енисейскую губернию, с лишением всех особенных лично и по состоянию присвоенных прав, — приговор суда 1869 года.

Вердеревского повезли на черной колеснице на Новобазарную площадь в полной служебной форме, ордена и шпага тоже присутствовали. Палач, одетый в красную рубаху и меховую шапку, поставил Вердеревского на обитый черной материей помост, сорвал с него все ордена и переломил над головой шпагу. Затем осужденного подняли за руки и привязали к кольцам на позорном столбе. Так дворянин провисел 10 минут, после чего его переодели в арестантский халат. После возвращения в тюрьму уже бывший дворянин отправился в Сибирь.

Сейчас на Рождественской установлен памятник «соляной афере»: чугунные калоши 58-го размера с надписями «Честь» и «Совесть», а также мешок с солью. Байка гласит, что отец Федора Блинова подарил сыну подобные калоши и сказал: «Носи один раз в год и помни о нашей чести». Семейства Блиновых и Бугровых потом стали крупнейшими меценатами губернии.

Иногда случались и казусы. Например, осенью 1877-го, когда буквально весь Нижний Новгород был поднят на уши из-за путаницы. Ранее мы уже говорили, что к публичной казни привлекались и женщины, и этот раз не стал исключением, но стал ошибкой.

Вместо 37-летней Натальи Сатиной, приговоренной к ссылке в Сибирь за умышленный поджог, публично казнили молодую Матрену Самойлову. Тюремщики по какой-то причине решили не проверять личности и отправили девушку на эшафот. Высекли ее по правилам, и обнаружилась ошибка только по возвращению в тюрьму. Серьезных проблем у служивых не возникло — лишь старшему Ивану Рубцову сделали выговор и, судя по всему, в устной форме. Сама же девушка жалобы писать не стала.

Уже через год, в сентябре, публичная казнь была отменена указом императора Александра III. Теперь отправлять в ссылки и на каторгу стали без обряда публичной казни. Нижегородский эшафот с позорными дрогами, на которых перевозили арестантов, был продан за 20 рублей на аукционе.