В шаге от Третьей мировой. Как электрик помог предотвратить взрыв на советской атомной подлодке К-19

В июле 1961-го мир могла охватить настоящая ядерная катастрофа. На первом отечественном атомном ракетоносце К-19 вышел из строя один из реакторов. Температура в нем начала расти катастрофически быстро, а по отсекам стала распространяться радиация. Авария произошла недалеко от военно-морской базы США, где в тот день отмечался День независимости. Взрыв на подлодке с ядерными боеголовками мог привести не только к экологической трагедии, но и к началу Третьей мировой войны.

Предотвратить мощный взрыв ценой своих жизней и здоровья смог молодой экипаж К-19. В одиночку, без спецоборудования советские парни боролись с тогда еще малоизученной радиацией. Долгие годы эта история была засекречена, и рассказать о произошедшем моряки впервые смогли лишь спустя 30 лет.

В составе экипажа К-19 было шесть нижегородцев, в том числе молодой капитан Николай Затеев, принимавший судьбоносные решения. Все они смогли вернуться домой живыми, до конца своих дней переживая случившееся. NN.RU пообщался с последним оставшимся в живых нижегородцем Львом Гавриловым, который был на К-19 электриком-оператором баллистических ракет. Тот день навсегда оставил отпечаток на его судьбе.

В середине 50-х прошлого столетия, в разгар Холодной войны, между Советским Союзом и США шла гонка вооружений. Государства пытались показать всю свою мощь и превосходство. В 1954 году Америка построила первую в мире атомную подводную лодку «Наутилус». СССР не мог тянуть с ответом и начал проектировать свою ядерную субмарину.

К концу десятилетия Штаты представили еще одно достижение — подводный ракетоносец «Джордж Вашингтон». Примерно в это же время Советский Союз спустил на воду свой ответ — атомоход К-19, способный нести три баллистические ракеты. Построили подлодку в рекордные сроки — за 359 дней, в то время как американцам на это потребовалось почти в два раза больше времени — 586.

Дурная слава начала преследовать К-19 еще на верфи во время строительства. Казалось, над ней висело какое-то проклятие. Во время оклейки одного из отсеков произошел пожар — погибли двое рабочих. Через некоторое время еще шестеро задохнулись ядовитыми парами. Неудача ждала подлодку и во время торжественного спуска: бутылка шампанского, которую традиционно разбивают о корму, осталась целой. Тогда моряки переглянулись — плохая примета.

Даже нижегородец Лев Гаврилов попал на подлодку по воле несчастного случая. Во время загрузки ракет в К-19 электрика насмерть придавило крышкой шахты. В те годы это была редкая специальность, и на замену погибшему по распределению попадает наш 20-летний земляк.

Своим вторым днем рождения Лев Гаврилов считает 12 апреля. В тот день К-19 отправилась на очередные испытания. Во время погружения на подлодке заклинило рули, и она потянула экипаж вниз. В последний момент моряки успели дать задний ход, и атомоход лишь зацепил носом мягкий ил на дне.

— Я как раз спал, потому что мне было в 12 часов на вахту. И просыпаюсь от того, что стою на голове. Еще бы какие-то доли секунды, мы бы в него [дно] врезались. И в этот момент по радио как раз передают, что человек в космос полетел, так мы об этом и узнали. Кто куда: Гагарин — наверх, а мы — вниз, — вспоминает Лев Гаврилов.

В этот же день через несколько часов К-19 едва не столкнулась с американским атомоходом «Наутилус». Как оказалось, это было только начало.

Летом 1961 года в Атлантике начались учения советского флота под кодовым названием «Полярный круг». Их задачей была отработка взаимодействия надводных и подводных кораблей и демонстрация возможностей по нанесению ракетного удара по противнику.

К-19 имитировала действия условного противника, который прорывался к берегам СССР. За неделю советский крейсер прошел в Атлантику, провел учения и лег на обратный курс. Утром 4 июля подлодка шла недалеко от норвежского острова Ян-Майен, где находилась американская военно-морская база. Всё шло штатно, экипаж отдыхал. Но в 04:15 раздался аварийный сигнал.

— Это было 4 утра, я только закончил вахту. Мой земляк Валера Шестаков как раз сменил меня. Мы шли под датским проливом на перископной глубине, потому что в этом месте еще со времен войны на дне остались мины. И так как там были ледники, мы несли вахту на перископе, и смотрели, чтобы ни во что не врезаться, — вспоминает Лев Гаврилов. — Я стал переодеваться, и Валера говорит: не раздевайся, сейчас будет боевая тревога. Я говорю: «Какая?» А он отвечает: «Сам узнаешь».

В этот момент в одном из реакторов начало падать давление. Из-за разрыва трубки система охлаждения вышла из строя, и температура в реакторе начала расти до критической отметки.

— Приборы показывали нарастание радиоактивности в шестом отсеке. Но самое страшное — в рабочих каналах реактора резко повышалась температура. При перегреве инструкция обещала нам неминуемый тепловой взрыв. Кто мог гарантировать, что он не окажется инициатором цепной реакции и последующего ядерного апокалипсиса? — писал в своих воспоминаниях нижегородец, командир первого ранга Николай Затеев в книге Николая Черкашина «Молитва капитана».

Разрушение лишь одного реактора могло привести к взрыву, сила которого была бы в несколько раз мощнее удара ядерной бомбы в Хиросиме. А вкупе с ядерными боеголовками взрыв мог привести к настоящей катастрофе в Атлантике. Не исключено, что страны НАТО могли расценить произошедшее как акт агрессии со стороны Советского Союза.

Кроме того, в момент аварии подлодка находилась рядом с военным объектом США, где в тот день, 4 июля, отмечали главный государственный праздник — День независимости. Не исключено, что при неблагоприятном исходе могла начаться Третья мировая война.

Капитан Николай Затеев собрал срочное совещание. Что делать в такой ситуации, никто не знал. Еще на берегу экипаж заверили о надежности и исправности К-19 — гордости советского флота. Следующим ударом стало отсутствие связи — морская вода залила изолятор главной антенны, и моряки не могли сообщить о бедствии на базу.

Обсудив все возможные варианты, было выбрано оптимальное решение — приварить дополнительный трубопровод к реактору и пустить холодную воду. Было лишь одно но — работа в реакторном отсеке, где уровень радиации уже превысил все допустимые нормы, означала верную смерть.

Первым в шестой отсек отправился 23-летний командир аварийной команды К-19 Борис Корчилов.

— Я спросил его: «Борис, ты знаешь, на что идешь?» Он ответил: «Знаю, товарищ командир», — вспоминал Затеев.

Дома голубоглазого молодого лейтенанта Корчилова ждала красавица-невеста. Но на кону стояло слишком много жизней. Молодой парень надел тонкий защитный костюм, противогаз и отправился выполнять задание.

По воспоминаниям моряков, идти приходилось буквально на ощупь — в отсеке почти ничего не было видно из-за заполнившего его радиоактивного пара. Всё сияло фиолетовым цветом ионизированного водорода. Сквозь пар лишь пробивались искры от сварки — нужно было продержаться десять долгих минут.

Распахнулась тяжелая стальная дверь, из нее, еле держась на ногах, вышла первая группа добровольцев. Матросы срывали противогазные маски, и их тут же тошнило бело-желтой пеной. От облучения лица побагровели, из-под волос сочилась сукровица, губы распухли и лопались, а глаза были едва видны из-за нарастающего отека. Мужчин отвели в первый отсек, где сделали импровизированный медпост. Облегчить страдания моряков не получалось: для этого не было ни медикаментов, ни достаточных знаний о лучевой болезни.

— Как спасти экипаж и корабль? За всю историю мореплавания ни перед кем еще не вставала подобная задача, ничей горький опыт не мог мне помочь, — писал в своих воспоминаниях Затеев.

После лейтенанта Корчилова и его ребят были подготовлены еще несколько групп, посменно моряки работали около двух часов. Наконец, труба была приварена, и вода начала охлаждать реактор. Примерно через час его температура наконец снизилась.

По здравому смыслу, нужно было покидать корабль как можно скорее. Только куда деваться с подводной лодки в открытом море? Впрочем, скоро нашлись советчики, предложившие повести К-19 к острову Ян-Майен и высадить экипаж на берег. Однако нижегородец Затеев посчитал предательством оставить единственный отечественный ракетоносец рядом с американской базой.

При этом командир понимал, что добраться до своей базы не удастся — за несколько дней в пути радиация убьет всех. Было решено идти по направлению к месту, где проходили учения советских дизельных лодок, параллельно передавая сообщения через запасной маломощный передатчик.

Время шло мучительно долго. Экипажу для поднятия боевого духа и защиты от радиации раздали спирт. Ответа на сигнал о помощи все так и не было. Командиры подлодок, находясь в завесе, не имели права раскрывать свое местоположение. Это был вопрос стратегической безопасности.

Но капитан второго ранга Жан Свербилов, командир дизельной подводной лодки С-270, всё же нарушил эту инструкцию и приказал идти на помощь терпящим бедствие товарищам. Капитан Затеев попросил срочно связаться с Москвой, но штаб молчал. Лишь время от времени приходили рекомендации давать переоблученным морякам свежие фрукты, овощи и соки. В штабе также велели опасаться американцев, которые могли появиться в любой момент. В случае необходимости К-19 требовалось затопить.

Позднее на помощь морякам подоспела еще одна подлодка. Так и не получив ответа на главный вопрос, капитан Николай Затеев принял самовольное решение эвакуировать экипаж. Волны раскачивали обе лодки, пытавшиеся состыковаться. Перепрыгивать было сложно и опасно, приходилось выжидать момент, когда «плавники» подлодок на секунду поравняются.

— Из-за сильного ветра их лодки начало раскачивать, мы начали с ними равняться, и они брали нас под руки раздетых и перетаскивали к себе. Одежду в радиации выкидывали за борт и давали, что у них было, — рассказал в беседе с нами Лев Гаврилов.

Через некоторое время штаб дал приказ и остальным кораблям идти на помощь к терпящей бедствие атомной подлодке.

В течение недели после возращения в госпитале скончались восемь человек — те, кто работал в реакторном отсеке. Некоторым сильно облученным морякам пересадили костный мозг и сделали переливание крови. Это их спасло, но до конца жизни они страдали от серьезных проблем со здоровьем.

На руках Льва Гаврилова на всю жизнь сохранились следы той трагедии. После спасения его раз за разом отправляли отмывать руки, но ожоги от радиации никак не сходили.

— Когда они выходили из шестого отсека, я принимал изолирующие аппараты, через которые они дышали, голыми руками. Они теперь не загорают — каждый аппарат получил облучение в тысячу рентген, а это смертельная доза, — рассказал нижегородец.

Подводников, предотвративших ядерный взрыв ценой своих жизней, ждало не только долгое лечение, но и мучительные допросы. С моряков взяли подписку о неразглашении на 30 лет. Умерших хоронили глубокой ночью в цинковых гробах. Остальным в целях секретности писали диагноз — астено-вегетативный синдром, проще говоря, невроз. Из-за этой записи в медкнижке некоторым морякам было тяжело вернуться к обычной жизни.

— После подлодки я поступил в институт, у меня была специальность «автомобильный транспорт». И там была обязаловка, чтобы у инженера были права, а для этого нужно было пройти комиссию. Там посмотрели военный билет и сказали, что с таким диагнозом мне даже нечего в институте делать. Я, оказывается, псих ненормальный, — вспоминает Лев Гаврилов.

Позднее правительственная комиссия под руководством академика Анатолия Александрова, одного из основателей советской ядерной энергетики и фактического создателя К-19, признала, что у атомного реактора на подлодке имелся конструктивный недостаток. Действия подводников по ликвидации аварии были признаны правильными. Многие из экипажа К-19, в том числе посмертно, получили ордена и медали.

После случившегося моряки стали называть К-19 «Хиросимой», некоторые даже отказывались на ней служить.

Как будет установлено позднее, причиной аварии в реакторе стали микротрещины, которые образовались во время сварочных работ на подлодке. При сварке нужно было положить термический коврик, чтобы искры не попадали на проходящий ниже трубопровод. Однако из-за тесноты рабочих мест этим правилом пренебрегали.

Правда открылась лишь в начале 90-х — в газете вышла статья под названием «25 лет до Чернобыля» с воспоминаниями командира Николая Затеева. Так стало понятно, что гриф «Секретно» снят.

Добиваться справедливости подводникам приходилось в том числе через суд. Но здоровья на долгие разбирательства хватало не всем.

— Обращался в суд, чтобы получить компенсацию за моральный вред. Но у меня сил не хватало судиться, поэтому по минимуму выплатили. А Разумов (еще один член экипажа К-19 из Нижнего Новгорода. — Прим. ед.), у него и руки дрожали, и всё, но голова соображала, так он раза в два или три больше получил, но долго, конечно, судился, — поделился Гаврилов.

После аварии 1961 года «Хиросиму» дезактивировали, заменили на ней реакторный отсек и вернули в строй. Но проклятье продолжало преследовать атомоход. И во время похода 1972-го подлодка унесла жизни еще 28 человек. В этот раз на К-19 лопнул трубопровод системы рулевого управления, масло протекло, и начался пожар. В 90-е подлодку всё же вывели из флота и утилизировали. В память о ней сохранилась лишь рубка, которую выкупил один из бывших моряков, ставший позднее бизнесменом. Он установил ее в качестве памятника в Подмосковье.

В 2002 году на экраны вышел голливудский фильм «К-19: оставляющая вдов». Режиссер Кэтрин Бигелоу рассказала историю аварии на советской подлодке, а роль нижегородского капитана Николая Затеева исполнил знаменитый актер Харрисон Форд.

Как рассказал Лев Гаврилов, экипаж пригласили на премьеру в Москву. Только первая версия фильма не устроила подводников, и дело дошло до суда.

— Нас изобразили пьяницами, дебоширами, что мы не можем с техникой обращаться. И потом уже пересняли фильм, и вышел этот, — объяснил пенсионер.

Закончил служить Лев Гаврилов в 1963 году. Он вернулся из Северодвинска в Нижний (тогда Горький. — Прим. ред.), поступил в политехнический институт и женился. Позднее работал на ГАЗе инженером-конструктором.

Даже после завершения службы нижегородец часто встречался со своими земляками-сослуживцами по К-19: Виктором Разумовым, Владимиром Дудкиным, Валерием Шестаковым и Владимиром Герсовым. Бывшие моряки часто приходили в местную школу № 44, где находится музей «Военно-морская слава нижегородцев». Большой вклад в знакомство детей с историей ВМФ вносит контр-адмирал Геннадий Яковлев, председатель региональной организации «Ветераны флота».

В школе есть также выставка, посвященная подвигу экипажа К-19. Как вспоминает учитель истории и руководитель музея Михаил Михайлов, подводники часто рассказывали школьникам о тех событиях. Нижегородский экипаж запомнился ему как простые и отзывчивые люди, «с ними было всегда легко».

В 2004 году нижегородский экипаж добился установки мемориальной доски своему командиру Николаю Затееву. До 17 лет он жил в доме на улице Ошарской, после чего переехал в Москву.